02.07.2012 в 23:16
ну, что же, сказочки на ночь от Арно Савиньяка, м?
читать дальше10.
Собственно, благодаря этой потрясающей новости, утро понедельника прошло мимо меня. Я пролистал принесенные братьями «Сплетни» - честно говоря, я вообще не был уверен, что нам удастся их получить: Граница никогда не работала на выход людей или вещей, но иногда работала на вход – некоторым неодушевленным предметам удавалось пересечь барьер. Почему? Кто её знает. Может быть, так и надо, а может быть, - просто повезло.
Строчки плыли перед глазами. Я проглядел номер, почти не читая. Судя по объему текста и количеству страниц, неделя выдалась на редкость спокойной. Мимоходом я отметил, что «виконт Арно Сэ гостит у герцога Валентина Придда». Как только узнали? Хотя… Да. Старик. Больше некому… Ну что ж, теперь по крайней мере, Арлетта может перестать пить кошачий корень. А то, небось, ведрами поглощала: еще бы, младший пропал, и – ни слуху, ни духу. Младших всегда любят сильнее.
В кухню заглянул Сэ, уже в теплом плаще и сапогах, перехватить перед выходом на мороз чашечку шадди. Труба звала и вилы ждали. Я даже не шелохнулся. Бери что надо – и проваливай. «Пропаданец».
- Истеричку казнят только в среду, ты знаешь? Интересно, почему так долго. Там же и так всё ясно, чего тянуть…
Много ты понимаешь, молокосос. Значит, Великой Целью в данном случае являлись не только глупый адюльтер и не менее глупое убийство, хотя, монолог разъяренного Чарльза, как писали «Сплетни», был по-настоящему хорош. Значит, сидеть он должен не просто так. Он должен, скорее всего, страдать и маяться. Я и такое видал. Вместе с узником страдали и маялись его палачи и тюремщики, которые по совести давно бы уже удавили ни в чем не повинную Жертву, но сделать этого не могли. Воля Богов. Зачем Богам были нужны подобные мистерии – я упорно не понимал, но факт оставался фактом: если пленнику было суждено перед смертью утопить всю Багерлее в соплях, то сначала тонула Багерлее, и только потом свершалась казнь.
Впрочем, судьба Давенпорта волновала меня меньше всего на свете.
Размышления о судьбах Клауса и Питера Приддов занимали всё мое время.
Размышления были весьма и весьма печальны. Я уже понял, что объектом приложения Сил в нашей странной истории являлись мои братья. От одного этого мне становилось плохо. Еще хуже мне становилось от осознания того кошмарного факта, что если Савиньяк замкнут на них, то я ничего не почувствую. Вот я и не чувствовал. Детей спрашивать бесполезно – они живого «пропаданца»-то видят первый раз в жизни, тут не до нюансов субъективных ощущений. У них одно ощущение по отношению к Сэ – сплошной восторг. Безграничный.
Он мог запросто мне солгать. Клятва «пропаданца»! Не смешите мой старый любимый халат. Легче представить, что Алва бросит все и уйдет в монастырь, чем поверить в такую клятву.
Я ничего не узнаю. И ничем не смогу ему помешать, чтобы он там ни вытворял. Даже если он будет живьем снимать с них кожу – я буду либо связан, либо где-нибудь заперт, в общем, любым способом лишен возможности хоть как-то вмешаться в происходящее… Тем не менее, такие перспективы – не повод складывать руки. Я и не складывал, хотя из этих самых рук все начинало валиться. Я все делал кое-как. Кое-как готовил, кое-как мыл посуду, кое-как, урывками, спал, кое-как играл в войну, кое-как убирал последствия этих боев… Я махнул рукой на ведро и тряпку. В огромном пустом по большей части доме пыль медленно вступала в свои права. Обычно я терпеть не мог такой грязи, но теперь мне было все равно. Меня трясло – чем ближе к вечеру, тем больше. Вечерами мы заглядывали к мальчишкам пожелать спокойной ночи. Потом я выходил и садился прямо на пол у двери, прислонясь спиной к стене, а Сэ оставался в комнате и застревал там часа на два. Я пытался было остаться тоже, но он тихо и как-то виновато сказал мне: «Будь добр, выйди. Ты мне мешаешь», и ноги сами вынесли меня в коридор. Проклятая, проклятая, проклятая воля Богов! Ненавижу. Каждый вечер я сидел в коридоре, сжимая в руках бесполезный по сути кинжал и давился страхом, бессилием и отчаянием. А в детской Сэ рассказывал сказки…
Создатель, что это были за сказки!.. Понятия не имею, как он умудрялся такое нести – вино мы пили крайне умеренно, а сакотты в доме отродясь не держали. Тем не менее, полет оленьей фантазии поражал. Кроме того, Рыцарь Теплого Одеяла, которое заменяло ему в ночных мистериях плащ, халат, палатку и множество других необходимых вещей, сопровождал свои выступления песнями, плясками и прочими звуковыми эффектами – я слышал всю эту красоту через неплотно прикрытую дверь. Я слышал такое, что у меня волосы на голове вставали дыбом…
Кроме того, что младшие, оказывается, знали, что он «пропаданец», для них не являлись тайной и многие другие вещи. Сэ громогласно повествовал даже о том, о чем мы и шепотом-то старались не говорить…
Армейские байки мешались с придворными сплетнями, всему этому непременно придавался возвышенный рыцарский колорит, щедро пересыпанный различной нечистью, главенствовал над которой, конечно же, Он – Ужасный Большой Черный Рояль.
Была увлекательная сказка про Одного Бедного Мальчика, который жил себе, не тужа в глухой далекой деревне. Мальчику стукнуло шестнадцать, и он вдруг отправился искать лучшей доли в столицу своей страны. По дороге его не раз предупреждали, что впереди у него лежит таинственная Долина Духов, где ни в коем случае нельзя ночевать. Но мальчик был настолько тверд и незыблем в своем решении достичь столицы как можно быстрее, что вполне ожидаемо поперся в Долину именно на ночь глядя. И там-то ему черной-пречерной ночью и явился в ужасном грохоте и клубах черного-пречерного дыма Большой Черный-Пречерный Рояль. И пообещал в приступе неожиданной щедрости исполнить три мальчиковых желания. Только три – и не больше. Осчастливленный мальчик поблагодарил и, сменив портки, двинулся дальше. Когда он пришел в столицу, голова у него закружилась от обилия желаний и прискорбной скромности возможностей.
- Хочу быть умным! – сказал глупый мальчик.
Небеса потемнели, раздался гром, и вот мальчик уже сидел за столом в лучшем учебном заведении города – школе оруженосцев.
Он проучился положенные полгода и в Фабианов день вместе с другими учениками встал в строй, ожидая своей участи. Но время шло, остальные уходили к своим новым эрам, а мальчика так никто и не выбирал – никто не желал брать такого оруженосцем: все знали, что мальчик этот пришел из деревни, где, кроме кур и свиней, приличной компании не было.
Вот-вот должен был грянуть пушечный выстрел, знаменующий конец церемонии. И мальчик вернулся бы в свою нищую лачугу, к жесткому мясу и плохому вину.
- Хочу быть богатым! – сказал бедный мальчик.
Небеса потемнели вторично. И мальчик внезапно стал оруженосцем самого лучшего из рыцарей, который в самый последний момент решил взять его к себе на службу. У Черного Рыцаря началась у мальчика не жизнь, а лесная душистая земляника. Черный Рыцарь поселил мальчика в своем роскошном замке, дал ему лучшую лошадь, красивый наряд, много денег и свою защиту в придачу.
Время шло, и заскучавший в неге и изобилии мальчик захотел стать знаменитым.
- Хочу стать знаменитым! – сказал он.
Небеса потемнели, и разразилась война. На войну мальчик отправился вместе со своим эром – предводителем славного войска, и вернулся с войны с победой и орденом.
И тут он увидел Королеву – и понял, что это Самая Прекрасная Женщина на земле.
- Хочу на ней жениться! – заявил мальчик, и небеса потемнели снова.
Но вместо обручального браслета явился перед ним Ужасный Черный Рояль.
- Ну, во-первых, она уже замужем, - прогрохотал он, - а во-вторых, это уже четвертое Желание, мальчик! Ты нарушил правило и теперь отдашь мне свою душууууууууууууууу!!!!!
Сэ, изображая Рояль, вкладывал в это всего себя. Детки аж повизгивали от удовольствия, и я боялся, что он окончательно задурит им головы.
О чем ему и сказал.
- Это невозможно, - пожал плечами виконт, который с утра по обыкновению был графом.
- Почему?
- Потому что они родились Приддами и Приддами же умрут. - Туманно ответил он. – Если хочешь, сам их спроси.
Я спросил. Что они вынесли из этой истории.
- О, это просто, - поведал мне Наглый, который отвечал первым практически на любой вопрос, - быть умным, богатым и знаменитым, конечно, хорошо, но быть глупым, бедным и никому неизвестным все-таки иногда гораздо лучше. Дольше проживешь. Ну, и с Роялем, естественно лучше не связываться.
- Ага, - подумав, поддержал его брат, - и жениться не надо. А вот считать надо уметь.
Я вздохнул с облегчением. Все-таки, это были м о и братья. Никакие Боги не смогли отучить их думать самостоятельно и делать правильные выводы. Хоть в чем-то мне повезло.
Пишет Гость:
Пишет Гость:
Пишет Гость:
читать дальше10.
Собственно, благодаря этой потрясающей новости, утро понедельника прошло мимо меня. Я пролистал принесенные братьями «Сплетни» - честно говоря, я вообще не был уверен, что нам удастся их получить: Граница никогда не работала на выход людей или вещей, но иногда работала на вход – некоторым неодушевленным предметам удавалось пересечь барьер. Почему? Кто её знает. Может быть, так и надо, а может быть, - просто повезло.
Строчки плыли перед глазами. Я проглядел номер, почти не читая. Судя по объему текста и количеству страниц, неделя выдалась на редкость спокойной. Мимоходом я отметил, что «виконт Арно Сэ гостит у герцога Валентина Придда». Как только узнали? Хотя… Да. Старик. Больше некому… Ну что ж, теперь по крайней мере, Арлетта может перестать пить кошачий корень. А то, небось, ведрами поглощала: еще бы, младший пропал, и – ни слуху, ни духу. Младших всегда любят сильнее.
В кухню заглянул Сэ, уже в теплом плаще и сапогах, перехватить перед выходом на мороз чашечку шадди. Труба звала и вилы ждали. Я даже не шелохнулся. Бери что надо – и проваливай. «Пропаданец».
- Истеричку казнят только в среду, ты знаешь? Интересно, почему так долго. Там же и так всё ясно, чего тянуть…
Много ты понимаешь, молокосос. Значит, Великой Целью в данном случае являлись не только глупый адюльтер и не менее глупое убийство, хотя, монолог разъяренного Чарльза, как писали «Сплетни», был по-настоящему хорош. Значит, сидеть он должен не просто так. Он должен, скорее всего, страдать и маяться. Я и такое видал. Вместе с узником страдали и маялись его палачи и тюремщики, которые по совести давно бы уже удавили ни в чем не повинную Жертву, но сделать этого не могли. Воля Богов. Зачем Богам были нужны подобные мистерии – я упорно не понимал, но факт оставался фактом: если пленнику было суждено перед смертью утопить всю Багерлее в соплях, то сначала тонула Багерлее, и только потом свершалась казнь.
Впрочем, судьба Давенпорта волновала меня меньше всего на свете.
Размышления о судьбах Клауса и Питера Приддов занимали всё мое время.
Размышления были весьма и весьма печальны. Я уже понял, что объектом приложения Сил в нашей странной истории являлись мои братья. От одного этого мне становилось плохо. Еще хуже мне становилось от осознания того кошмарного факта, что если Савиньяк замкнут на них, то я ничего не почувствую. Вот я и не чувствовал. Детей спрашивать бесполезно – они живого «пропаданца»-то видят первый раз в жизни, тут не до нюансов субъективных ощущений. У них одно ощущение по отношению к Сэ – сплошной восторг. Безграничный.
Он мог запросто мне солгать. Клятва «пропаданца»! Не смешите мой старый любимый халат. Легче представить, что Алва бросит все и уйдет в монастырь, чем поверить в такую клятву.
Я ничего не узнаю. И ничем не смогу ему помешать, чтобы он там ни вытворял. Даже если он будет живьем снимать с них кожу – я буду либо связан, либо где-нибудь заперт, в общем, любым способом лишен возможности хоть как-то вмешаться в происходящее… Тем не менее, такие перспективы – не повод складывать руки. Я и не складывал, хотя из этих самых рук все начинало валиться. Я все делал кое-как. Кое-как готовил, кое-как мыл посуду, кое-как, урывками, спал, кое-как играл в войну, кое-как убирал последствия этих боев… Я махнул рукой на ведро и тряпку. В огромном пустом по большей части доме пыль медленно вступала в свои права. Обычно я терпеть не мог такой грязи, но теперь мне было все равно. Меня трясло – чем ближе к вечеру, тем больше. Вечерами мы заглядывали к мальчишкам пожелать спокойной ночи. Потом я выходил и садился прямо на пол у двери, прислонясь спиной к стене, а Сэ оставался в комнате и застревал там часа на два. Я пытался было остаться тоже, но он тихо и как-то виновато сказал мне: «Будь добр, выйди. Ты мне мешаешь», и ноги сами вынесли меня в коридор. Проклятая, проклятая, проклятая воля Богов! Ненавижу. Каждый вечер я сидел в коридоре, сжимая в руках бесполезный по сути кинжал и давился страхом, бессилием и отчаянием. А в детской Сэ рассказывал сказки…
Создатель, что это были за сказки!.. Понятия не имею, как он умудрялся такое нести – вино мы пили крайне умеренно, а сакотты в доме отродясь не держали. Тем не менее, полет оленьей фантазии поражал. Кроме того, Рыцарь Теплого Одеяла, которое заменяло ему в ночных мистериях плащ, халат, палатку и множество других необходимых вещей, сопровождал свои выступления песнями, плясками и прочими звуковыми эффектами – я слышал всю эту красоту через неплотно прикрытую дверь. Я слышал такое, что у меня волосы на голове вставали дыбом…
Кроме того, что младшие, оказывается, знали, что он «пропаданец», для них не являлись тайной и многие другие вещи. Сэ громогласно повествовал даже о том, о чем мы и шепотом-то старались не говорить…
Армейские байки мешались с придворными сплетнями, всему этому непременно придавался возвышенный рыцарский колорит, щедро пересыпанный различной нечистью, главенствовал над которой, конечно же, Он – Ужасный Большой Черный Рояль.
Была увлекательная сказка про Одного Бедного Мальчика, который жил себе, не тужа в глухой далекой деревне. Мальчику стукнуло шестнадцать, и он вдруг отправился искать лучшей доли в столицу своей страны. По дороге его не раз предупреждали, что впереди у него лежит таинственная Долина Духов, где ни в коем случае нельзя ночевать. Но мальчик был настолько тверд и незыблем в своем решении достичь столицы как можно быстрее, что вполне ожидаемо поперся в Долину именно на ночь глядя. И там-то ему черной-пречерной ночью и явился в ужасном грохоте и клубах черного-пречерного дыма Большой Черный-Пречерный Рояль. И пообещал в приступе неожиданной щедрости исполнить три мальчиковых желания. Только три – и не больше. Осчастливленный мальчик поблагодарил и, сменив портки, двинулся дальше. Когда он пришел в столицу, голова у него закружилась от обилия желаний и прискорбной скромности возможностей.
- Хочу быть умным! – сказал глупый мальчик.
Небеса потемнели, раздался гром, и вот мальчик уже сидел за столом в лучшем учебном заведении города – школе оруженосцев.
Он проучился положенные полгода и в Фабианов день вместе с другими учениками встал в строй, ожидая своей участи. Но время шло, остальные уходили к своим новым эрам, а мальчика так никто и не выбирал – никто не желал брать такого оруженосцем: все знали, что мальчик этот пришел из деревни, где, кроме кур и свиней, приличной компании не было.
Вот-вот должен был грянуть пушечный выстрел, знаменующий конец церемонии. И мальчик вернулся бы в свою нищую лачугу, к жесткому мясу и плохому вину.
- Хочу быть богатым! – сказал бедный мальчик.
Небеса потемнели вторично. И мальчик внезапно стал оруженосцем самого лучшего из рыцарей, который в самый последний момент решил взять его к себе на службу. У Черного Рыцаря началась у мальчика не жизнь, а лесная душистая земляника. Черный Рыцарь поселил мальчика в своем роскошном замке, дал ему лучшую лошадь, красивый наряд, много денег и свою защиту в придачу.
Время шло, и заскучавший в неге и изобилии мальчик захотел стать знаменитым.
- Хочу стать знаменитым! – сказал он.
Небеса потемнели, и разразилась война. На войну мальчик отправился вместе со своим эром – предводителем славного войска, и вернулся с войны с победой и орденом.
И тут он увидел Королеву – и понял, что это Самая Прекрасная Женщина на земле.
- Хочу на ней жениться! – заявил мальчик, и небеса потемнели снова.
Но вместо обручального браслета явился перед ним Ужасный Черный Рояль.
- Ну, во-первых, она уже замужем, - прогрохотал он, - а во-вторых, это уже четвертое Желание, мальчик! Ты нарушил правило и теперь отдашь мне свою душууууууууууууууу!!!!!
Сэ, изображая Рояль, вкладывал в это всего себя. Детки аж повизгивали от удовольствия, и я боялся, что он окончательно задурит им головы.
О чем ему и сказал.
- Это невозможно, - пожал плечами виконт, который с утра по обыкновению был графом.
- Почему?
- Потому что они родились Приддами и Приддами же умрут. - Туманно ответил он. – Если хочешь, сам их спроси.
Я спросил. Что они вынесли из этой истории.
- О, это просто, - поведал мне Наглый, который отвечал первым практически на любой вопрос, - быть умным, богатым и знаменитым, конечно, хорошо, но быть глупым, бедным и никому неизвестным все-таки иногда гораздо лучше. Дольше проживешь. Ну, и с Роялем, естественно лучше не связываться.
- Ага, - подумав, поддержал его брат, - и жениться не надо. А вот считать надо уметь.
Я вздохнул с облегчением. Все-таки, это были м о и братья. Никакие Боги не смогли отучить их думать самостоятельно и делать правильные выводы. Хоть в чем-то мне повезло.
Пишет Гость:
02.07.2012 в 23:19
Еще была сказка про Королеву – юную, нежную и беззащитную как самый первый весенний цветок. Под этой очаровательной личиной скрывалась, однако, Старая Злая Ведьма. Весьма могущественная, кстати. Она жаждала захватить власть над страной, но в королевы старых злых ведьм обычно все-таки не пускают, вот и пришлось ей притворяться юной, нежной и беззащитной. Корону она получила, однако ей было этого мало, она хотела еще больше, еще, еще и еще – и вот однажды она, проведя сложный загадочный ритуал, вызвала из Великого Небытия Большой Черный Рояль.
- Я хочу Власти! – Заявила она ему. – Но власти над их ничтожными жизнями мне недостаточно. Что за интерес отрубить кому-нибудь голову или бросить кого-то в темницу? Это так скучно. Я хочу Власти над их умами, над их сердцами, над их душами, наконец.
- Хорошо, - зловеще громыхнул Черный Рояль. – Я дам тебе эту власть. С нынешнего момента любой будет без колебаний верить всему, что ты скажешь. Но запомни: ты можешь говорить всё, что угодно, кроме одного – Правды.
Королева, естественно, согласилась. И тут уж началось настоящее веселье – одним своим словом она могла вознести в Рассветные сады или низвергнуть в Закатное пламя. Люди верили ей, умирали за неё и за неё убивали других. Но в конце концов, Ведьма все-таки прокололась – неизвестный смельчак пробрался однажды в её дворец. И приставил к её горлу острый стальной кинжал.
- Ну, змея подколодная, жить хочешь? – спросил он.
- Да! – воскликнула застигнутая врасплох, а потому на все согласная ведьма.
Само собой разумеется, тут и пришел ей полный Рояль. Впрочем, от ответа Королевы в этом случае вообще мало что зависело – смельчак был глух на оба уха. Грустная сказка. Но поучительная.
Надо ли говорить, что почерпнули из неё младшие Придды? Полагаю, нет. И так всё ясно. Правда – штука опасная, и делиться ею с кем попало – как минимум, недальновидно. Меньше болтаешь – дольше проживешь. С глухими разговаривать бесполезно. И, наконец, как глубокомысленно подметил Хитрый Придд по имени Клаус: «Дворцы надо лучше охранять… А то лазают всякие…»
Была еще сказка про Белого Принца-Изгнанника. Белый Принц был любимцем дам – хорош собой, статен, весел, ловок, быстр и очень уверен в себе. И вот однажды Принц, в честь своего очередного дня рождения, нагрузился кэналлийским сверх меры и провалился в сладостный сон, даже не успев отойти от стола. Во сне ему и явился Ужасный Черный Рояль.
- Поздравляю, - пророкотал Он. И предложил Принцу выполнить одно любое желание, даже не поставив никаких дополнительных условий. В честь праздника, очевидно.
- Хочу вернуться на родину и стать Королем! – не раздумывая ответил Принц-Изгнанник, с детства бредивший троном своих предков.
- Хорошо, - согласился Рояль. И исчез.
Принц наутро рассказал о странном сне своему другу. Рассказал, посмеялся и забыл. А Черный Рояль, видимо, запомнил. Потому что вдруг нашлись у Принца сторонники, деньги и силы для внезапного мятежа. Долго ли, коротко ли, войска Принца маршем прошли по стране и, наконец, захватили столицу. Прежнего короля посадили за решетку, где он и погиб, а Принц-Изгнанник осуществил свою давнюю мечту. Первое время он не помнил себя от счастья. Потом все же стал думать головой и сообразил, Чему всем этим обязан. И это знание породило в нем сомнения, сомнения привели за собой страх, а страх подтолкнул к его активным необдуманным действиям. Все говорили, что Черный Рояль никогда ничего не дает просто так. За всё придется платить. И Принц-Изгнанник совсем потерял покой и сон, размышляя об этом. Платить он не хотел. И он придумал, что делать. Он прочел старинную книгу и узнал, что были когда-то на земле древние Волшебные Вещи, которые давали своему владельцу Неограниченное Могущество. И Принц, недолго думая, занялся поиском этих предметов. Волшебный Кусок Железа, Волшебная палка и Волшебный чепчик уже были у него в руках, когда он вышел на городскую площадь, чтобы сразиться с Музыкальной Нечистью – и победить. Но, к сожалению, жажда стать могущественнее, сильнее и лучше всех и сыграла с неблагодарным Принцем злую шутку. Парень погиб, раздавленный Ужасным Черным Роялем, обидевшимся, как видно, на то, что его единственное бескорыстное деяние так никто и не оценил.
Сказка про Человека-Лошадь была, пожалуй, самой доброй, если так можно выразиться, и оптимистической. Человек-Лошадь был тем самым другом Принца-Изгнанника. Принц своего друга очень любил – редко у кого есть друзья, которые так долго позволяют на себе безнаказанно ездить.
Человек-Лошадь прошел с Принцем все изгнание, весь мятеж и все правление – недолгое, но фееричное. Произошедшее так ужаснуло доброго и отзывчивого по натуре Человека-Лошадь, что он ушел с поста Первого Маршала королевства, завязал с войной и всю свою оставшуюся жизнь посвятил борьбе с Черным Роялем. Борьбе безнадежной, но от этого не менее благородной. Он вообще любил помогать бедным и угнетенным. Даже жениться на куртизанке не постеснялся, даром, что был герцог.
Но основную часть полночных сказаний составляли истории про Черного Рыцаря. Они были увлекательными, красочными и настолько долгими, что я даже иногда задремывал, пропуская некоторые места. Но и того, что я слышал, мне хватало с избытком. Черный Рыцарь был баловнем судьбы – ему невероятно везло. Он был умен, красив, искусен в обращении с картами, оружием и гитарой, его ненавидели враги и обожали друзья, он легко управлялся и с мориском и с армией, владел тайным знанием и иностранными языками, пел, так же хорошо, как плясал, плясал так же хорошо, как воевал, воевал так же хорошо, как любил – ни в чем ему не было равных. Строго говоря, единственным его опрометчивым поступком, было решение взять к себе оруженосцем того самого Мальчика Из Деревни… Но это уже была злая воля Страшного Черного Рояля, идти против которой – все равно, что плевать против ветра. Однако, Рыцарь и тут умудрялся противостоять Силам Зла. Он выбрал эти слова своим девизом – в том смысле, что мол, плевал я на вас на всех и на Рояль в том числе – закатал рукава и занялся привычным делом: подвигами, попойками и игрой на гитаре. Он был неубиваем, неотравляем, непотопляем, и - я не уверен, кажется, я задремал и пропустил занимательные подробности – вроде бы Черный Рыцарь даже умел летать… Как бы иначе он спасся, когда свалился в Роковую Расщелину, у которой не было дна?
Черный Рыцарь из бесчисленного количества людей, которые встречались с Черным Роялем, оставался пока единственным, об кого Рояль обломал свои кошмарные щербатые клавиши.
И это было, разумеется, хорошо.
Плохо было другое: к концу недели я устал от ночных бдений настолько, что практически спал на ходу. Я чувствовал себя маршалом Ли, попавшим под непрерывный обвал – всё куда-то катилось, гудело, плясало, земля так и норовила уйти из-под ног. Моменты отдыха, даримые мне благословенной «Кухней Золотых Земель» становились всё короче и реже, а сияние в глазах младшего Савиньяка – все ярче и опаснее. Я жил с ощущением ножа, приставленного к спине.
И еще мне не нравилось, что он так часто поминает в своих рассказах эту нечисть. Вот зачем, зачем он так нарывается? Ведь нарвется когда-нибудь, как пить дать.
- А, брось! – отмахнулся в ответ на высказанные мной опасения виконт. – Ерунда это всё. Обойдется.
Глупо с моей стороны было заводить беседу на ночь глядя. Лучше бы утром поговорил с Лионелем. Может, и вышел бы какой-нибудь толк.
Виконт в свою очередь, со свойственным Эмилю упрямством, в следующий же вечер поведал миру сказку о Приключениях Одного Теньента. Основную часть борьбы Добра в лице некоего теньента со Злом в лице некоего полковника я позорно проспал и очнулся уже ближе к драматической развязке, когда к влипшему по самую маковку положительному герою явился за расплатой, конечно же, Черный Рояль, которому коварный Полковник продал душу еще в начале душещипательной истории.
- Ах так! – пророкотал Рояль смелому юноше. – Ну тогда приготовься к смерти, ничтожный! Ты проиграл спор и за это я тебя съем!
И двинулся на теньента, прихрамывая на одно колесико и жутко клацая лакированной крышкой.
- Да я сам тебя съем, - не растерялся тот и свою угрозу, несмотря на Логику, Жалость и Здравый Смысл, выполнил.
На этом моменте я окончательно выпал за грань реальности и не сумел отдышаться даже тогда, когда Сэ уже вышел из детской.
- И как же ты, бедный, его ел-то? – Поинтересовался я, борясь с вновь подступающей волной нервного смеха. – Щепки между зубов не застревали?
Сейчас он скажет, что не помнит. Дивная история с нашим широкополым «Роялем» замялась как-то сама собой, даже я не знал, сдержал Сэ данное в запале обещание или нет.
- Я не помню, как я его ел, - помолчав, сказал он. – Я помню, как меня им тошнило… Кстати, как тебе твой орден?
- Ничего особенного, - осторожно ответил я, признаваться в своей невнимательности к жестам благодарной отчизны не хотелось.
И мы разошлись по комнатам.
То есть, он пошел к себе, а я чуть погодя – в подвал. Как-то уж очень меня вопрос насторожил и обеспокоил.
Новые сутки я встретил, созерцая усыпанную ройями, жемчугом, изумрудами и бриллиантами точную копию Шляпы Одного Теньента – только сильно уменьшенную и отлитую из золота. М-да… Все-таки семейственность – это сила. Протолкнуть такое в ордена – уму не постижимо. Интересно, регент по доброй воле указ подписал или маршал с кансилльером угрожали ему жестокой расправой?
«… за храбрость и мужество…»
Тьфу. «За придурь и несварение». И давать надо было не мне. Однозначно.
~ * ~ * ~
URL комментария- Я хочу Власти! – Заявила она ему. – Но власти над их ничтожными жизнями мне недостаточно. Что за интерес отрубить кому-нибудь голову или бросить кого-то в темницу? Это так скучно. Я хочу Власти над их умами, над их сердцами, над их душами, наконец.
- Хорошо, - зловеще громыхнул Черный Рояль. – Я дам тебе эту власть. С нынешнего момента любой будет без колебаний верить всему, что ты скажешь. Но запомни: ты можешь говорить всё, что угодно, кроме одного – Правды.
Королева, естественно, согласилась. И тут уж началось настоящее веселье – одним своим словом она могла вознести в Рассветные сады или низвергнуть в Закатное пламя. Люди верили ей, умирали за неё и за неё убивали других. Но в конце концов, Ведьма все-таки прокололась – неизвестный смельчак пробрался однажды в её дворец. И приставил к её горлу острый стальной кинжал.
- Ну, змея подколодная, жить хочешь? – спросил он.
- Да! – воскликнула застигнутая врасплох, а потому на все согласная ведьма.
Само собой разумеется, тут и пришел ей полный Рояль. Впрочем, от ответа Королевы в этом случае вообще мало что зависело – смельчак был глух на оба уха. Грустная сказка. Но поучительная.
Надо ли говорить, что почерпнули из неё младшие Придды? Полагаю, нет. И так всё ясно. Правда – штука опасная, и делиться ею с кем попало – как минимум, недальновидно. Меньше болтаешь – дольше проживешь. С глухими разговаривать бесполезно. И, наконец, как глубокомысленно подметил Хитрый Придд по имени Клаус: «Дворцы надо лучше охранять… А то лазают всякие…»
Была еще сказка про Белого Принца-Изгнанника. Белый Принц был любимцем дам – хорош собой, статен, весел, ловок, быстр и очень уверен в себе. И вот однажды Принц, в честь своего очередного дня рождения, нагрузился кэналлийским сверх меры и провалился в сладостный сон, даже не успев отойти от стола. Во сне ему и явился Ужасный Черный Рояль.
- Поздравляю, - пророкотал Он. И предложил Принцу выполнить одно любое желание, даже не поставив никаких дополнительных условий. В честь праздника, очевидно.
- Хочу вернуться на родину и стать Королем! – не раздумывая ответил Принц-Изгнанник, с детства бредивший троном своих предков.
- Хорошо, - согласился Рояль. И исчез.
Принц наутро рассказал о странном сне своему другу. Рассказал, посмеялся и забыл. А Черный Рояль, видимо, запомнил. Потому что вдруг нашлись у Принца сторонники, деньги и силы для внезапного мятежа. Долго ли, коротко ли, войска Принца маршем прошли по стране и, наконец, захватили столицу. Прежнего короля посадили за решетку, где он и погиб, а Принц-Изгнанник осуществил свою давнюю мечту. Первое время он не помнил себя от счастья. Потом все же стал думать головой и сообразил, Чему всем этим обязан. И это знание породило в нем сомнения, сомнения привели за собой страх, а страх подтолкнул к его активным необдуманным действиям. Все говорили, что Черный Рояль никогда ничего не дает просто так. За всё придется платить. И Принц-Изгнанник совсем потерял покой и сон, размышляя об этом. Платить он не хотел. И он придумал, что делать. Он прочел старинную книгу и узнал, что были когда-то на земле древние Волшебные Вещи, которые давали своему владельцу Неограниченное Могущество. И Принц, недолго думая, занялся поиском этих предметов. Волшебный Кусок Железа, Волшебная палка и Волшебный чепчик уже были у него в руках, когда он вышел на городскую площадь, чтобы сразиться с Музыкальной Нечистью – и победить. Но, к сожалению, жажда стать могущественнее, сильнее и лучше всех и сыграла с неблагодарным Принцем злую шутку. Парень погиб, раздавленный Ужасным Черным Роялем, обидевшимся, как видно, на то, что его единственное бескорыстное деяние так никто и не оценил.
Сказка про Человека-Лошадь была, пожалуй, самой доброй, если так можно выразиться, и оптимистической. Человек-Лошадь был тем самым другом Принца-Изгнанника. Принц своего друга очень любил – редко у кого есть друзья, которые так долго позволяют на себе безнаказанно ездить.
Человек-Лошадь прошел с Принцем все изгнание, весь мятеж и все правление – недолгое, но фееричное. Произошедшее так ужаснуло доброго и отзывчивого по натуре Человека-Лошадь, что он ушел с поста Первого Маршала королевства, завязал с войной и всю свою оставшуюся жизнь посвятил борьбе с Черным Роялем. Борьбе безнадежной, но от этого не менее благородной. Он вообще любил помогать бедным и угнетенным. Даже жениться на куртизанке не постеснялся, даром, что был герцог.
Но основную часть полночных сказаний составляли истории про Черного Рыцаря. Они были увлекательными, красочными и настолько долгими, что я даже иногда задремывал, пропуская некоторые места. Но и того, что я слышал, мне хватало с избытком. Черный Рыцарь был баловнем судьбы – ему невероятно везло. Он был умен, красив, искусен в обращении с картами, оружием и гитарой, его ненавидели враги и обожали друзья, он легко управлялся и с мориском и с армией, владел тайным знанием и иностранными языками, пел, так же хорошо, как плясал, плясал так же хорошо, как воевал, воевал так же хорошо, как любил – ни в чем ему не было равных. Строго говоря, единственным его опрометчивым поступком, было решение взять к себе оруженосцем того самого Мальчика Из Деревни… Но это уже была злая воля Страшного Черного Рояля, идти против которой – все равно, что плевать против ветра. Однако, Рыцарь и тут умудрялся противостоять Силам Зла. Он выбрал эти слова своим девизом – в том смысле, что мол, плевал я на вас на всех и на Рояль в том числе – закатал рукава и занялся привычным делом: подвигами, попойками и игрой на гитаре. Он был неубиваем, неотравляем, непотопляем, и - я не уверен, кажется, я задремал и пропустил занимательные подробности – вроде бы Черный Рыцарь даже умел летать… Как бы иначе он спасся, когда свалился в Роковую Расщелину, у которой не было дна?
Черный Рыцарь из бесчисленного количества людей, которые встречались с Черным Роялем, оставался пока единственным, об кого Рояль обломал свои кошмарные щербатые клавиши.
И это было, разумеется, хорошо.
Плохо было другое: к концу недели я устал от ночных бдений настолько, что практически спал на ходу. Я чувствовал себя маршалом Ли, попавшим под непрерывный обвал – всё куда-то катилось, гудело, плясало, земля так и норовила уйти из-под ног. Моменты отдыха, даримые мне благословенной «Кухней Золотых Земель» становились всё короче и реже, а сияние в глазах младшего Савиньяка – все ярче и опаснее. Я жил с ощущением ножа, приставленного к спине.
И еще мне не нравилось, что он так часто поминает в своих рассказах эту нечисть. Вот зачем, зачем он так нарывается? Ведь нарвется когда-нибудь, как пить дать.
- А, брось! – отмахнулся в ответ на высказанные мной опасения виконт. – Ерунда это всё. Обойдется.
Глупо с моей стороны было заводить беседу на ночь глядя. Лучше бы утром поговорил с Лионелем. Может, и вышел бы какой-нибудь толк.
Виконт в свою очередь, со свойственным Эмилю упрямством, в следующий же вечер поведал миру сказку о Приключениях Одного Теньента. Основную часть борьбы Добра в лице некоего теньента со Злом в лице некоего полковника я позорно проспал и очнулся уже ближе к драматической развязке, когда к влипшему по самую маковку положительному герою явился за расплатой, конечно же, Черный Рояль, которому коварный Полковник продал душу еще в начале душещипательной истории.
- Ах так! – пророкотал Рояль смелому юноше. – Ну тогда приготовься к смерти, ничтожный! Ты проиграл спор и за это я тебя съем!
И двинулся на теньента, прихрамывая на одно колесико и жутко клацая лакированной крышкой.
- Да я сам тебя съем, - не растерялся тот и свою угрозу, несмотря на Логику, Жалость и Здравый Смысл, выполнил.
На этом моменте я окончательно выпал за грань реальности и не сумел отдышаться даже тогда, когда Сэ уже вышел из детской.
- И как же ты, бедный, его ел-то? – Поинтересовался я, борясь с вновь подступающей волной нервного смеха. – Щепки между зубов не застревали?
Сейчас он скажет, что не помнит. Дивная история с нашим широкополым «Роялем» замялась как-то сама собой, даже я не знал, сдержал Сэ данное в запале обещание или нет.
- Я не помню, как я его ел, - помолчав, сказал он. – Я помню, как меня им тошнило… Кстати, как тебе твой орден?
- Ничего особенного, - осторожно ответил я, признаваться в своей невнимательности к жестам благодарной отчизны не хотелось.
И мы разошлись по комнатам.
То есть, он пошел к себе, а я чуть погодя – в подвал. Как-то уж очень меня вопрос насторожил и обеспокоил.
Новые сутки я встретил, созерцая усыпанную ройями, жемчугом, изумрудами и бриллиантами точную копию Шляпы Одного Теньента – только сильно уменьшенную и отлитую из золота. М-да… Все-таки семейственность – это сила. Протолкнуть такое в ордена – уму не постижимо. Интересно, регент по доброй воле указ подписал или маршал с кансилльером угрожали ему жестокой расправой?
«… за храбрость и мужество…»
Тьфу. «За придурь и несварение». И давать надо было не мне. Однозначно.
~ * ~ * ~
Пишет Гость:
02.07.2012 в 23:32
Неделя пролетела в таком режиме почти незаметно. Погожим воскресным утром неумолимый Арно-Лионель посадил мальчишек за учебники, а я приткнулся в углу библиотеки со спасительным томиком Барботты в руках. Пообедали тут же, не отходя от книг, жестковатым вчерашним мясом, холодным вчерашним бульоном и подсохшим вчерашним хлебом – по общему соглашению Дворцовому Повару, Дворцовой Посудомойке, Дворцовой Прачке и Дворцовой Швее раз в неделю, по воскресеньям, давали выходной. Один на всех четверых.
После этого я, видимо, задремал. Стоило мне поесть, как сон накрывал меня, подобно лавине. Я поглощал шадди литрами, но теперь уже наступил момент, когда и это не помогало. Дополнительную пикантность создавшейся ситуации придавало то, что сны после ночных рассказов мне снились, сами понимаете, не из приятных. Нынче повидать меня вдруг надумал покойный уже сколько лет Адгемар. Если бы сегодня было не воскресенье, я бы предположил, что снится он к вечернему плову. Вообще сны на кулинарную тематику надоели мне до такой степени, что я уже подумывал изменить «Кухне» с каким-нибудь другим фолиантом, более нейтральной направленности.
К чему на самом деле являлся приснопамятный казар, я понял, только проснувшись.
Разбудили меня приглушенные вопли, доносящиеся с улицы через неплотно прикрытые рамы. Судя по голосу и времени суток, солировал Арно-Эмиль Савиньяк. На подпевках ликовали младшие Придды. Я выглянул в окно, вздохнул и пошел вниз за плащом – организовывать триумфаторам достойную встречу.
Ну, так и есть. Они опять поймали лису.
Лису поймали в шестой раз за последние полторы недели.
Вообще-то на лис положено охотиться при непосредственном участии собак, лошадей и кучи необходимого для этой цели народа. Как они умудрялись ловить её втроем, пешими, да еще и с такой регулярностью – я понятия не имел. Лиса, по-моему, тоже. Я каждый раз ходил на неё посмотреть. Как правило, она сидела в грубо сколоченной клетке и взирала на мир с выражением неподдельного ужаса на усатой морде, явно пребывая в состоянии, близком к шоковому. Я смотрел в зеленовато-коричневые, как ореховая настойка, глаза и всё ждал, когда же измученная погонями и дежа вю огнёвка издаст нервный смешок и хлопнется в спасительный обморок.
В конце концов, мне это надоело.
Я вышел во двор, бросил взгляд на рыжую пленницу, традиционно сидевшую на клетке в состоянии традиционного изумления, и потребовал, чтобы они прекратили тиранить животное.
- Мы его не тираним, - возразил Наглый, благо Эмиль Савиньяк на этот раз благоразумно промолчал.
- Мы его тренируем, - радостно уточнил Хитрый.
И я понял, что все-таки я их теряю.
- Ваша лиса, - сказал я, до последнего отказываясь сдаваться, - с такой программой тренировок скоро сдохнет. От нервного истощения. Или сойдет с ума. А потом тоже сдохнет. Или, если вдруг ей необычайно повезет, она все-таки сбежит и, сбежав, расскажет всем лисам в радиусе ближайших десяти хорн, что сюда ходить не надо. Что тогда вы будете делать?
О том, что лиса, прорвав окружение и совершив столь упоительное турне по окрестностям, скорее всего тоже сойдет с ума – от счастья – и тоже сдохнет, я решил им не говорить. Зачем расстраивать людей почем зря? Достаточно просто обрисовать перспективы.
- А мы еще хорька нашли! – Ляпнул Пит. И прикусил язык под взглядом сделавшего страшные глаза капитана.
Сэ мотнул головой в сторону ближайших деревьев, и охотнички, подхватив клетку, понеслись по сугробам - амнистировать хвостатую узницу.
- Интересно, - задумчиво произнес я, когда ко мне вернулся дар речи, - что они будут делать, когда закончатся лисы… и хорьки… когда вообще всё закончится?
- Смотря как закончится, - тихо сказал виконт.
И мне опять стало страшно.
После ужина, отправив младших готовиться ко сну, мы еще посидели на теплой кухне, потягивая вино, а потом прихватили пару свечей и пошли на третий этаж – с очередной порцией ежевечерних сказок.
Я шел первым. На втором этаже Сэ издал придушенный возглас и вцепился мне руку так, чуть не выдернул её из сустава. Я резко обернулся, сжимая кинжал, который теперь таскал с собой всегда, хотя и не мог толком объяснить, зачем это делаю. Белый как мел виконт с расширенными от ужаса глазами показывал трясущимся пальцем куда-то в сторону Южного крыла. Коридор, ведущий туда, был пуст, тих, полон лунного света и вездесущей пыли. Пыль тонким слоем устилала и пол. На еле видном сером покрывале прямо посередине прохода красовалась вполне отчетливая полоса – неровная, неширокая, она начиналась в бье от ближайшей двери и шла, пошатываясь, в конец коридора, туда, где неверный блеклый свет, льющийся из окна, сменялся чернильной тьмой, наползающей из углов.
Я похолодел.
Если это не шутки моих братьев… Если это не их дурацкие шутки… после дурацких сказок нашего «Дидериха», то… то дело плохо. Очень плохо. Гораздо хуже, чем можно было ожидать.
То, что братья здесь ни при чем, я понял с первого взгляда и с первого заданного вопроса.
Перед нами действительно был След Кривого Колесика.
Я сказал об этом Сэ, который приобрел от этой новости нежный синеватый в лунных лучах оттенок, и запретил упоминать про Рояль. Он судорожно кивнул.
Я вышел в коридор, где сполз по стене и бессильно уронил голову на руки.
Доигрались, доигрались, доигрались… Эта мысль безостановочно крутилась у меня в голове, как обезумевшая муха в запертой комнате.
Я был настолько поглощен ею, что не то что не спал, но даже не слышал, о чем – с учетом поставленного условия – вещает в детской косвенный виновник несчастья. Это ведь именно он раз за разом, каждый вечер трещал и трещал про Страшный Неотвратимый Черный-Пречерный Р… Кошмар.
Я сделал над собой усилие и прислушался к тому, что происходило в комнате. Кажется, Сэ перепугался настолько, что решил сдержать слово. В разгаре были «Мифы и легенды Древней Гальтары».
- … И тогда на зов кровожадных Тварей появляется ужасный, четырехголовый, огнедышащий Зверь -Обоснуй. Со злорадным хохотом и криком «Неверибельно!» - это по-древнегальтарски значит «Да будет проклято сие творение во веки веков и не станет оно никогда нетленным!» - Зверь разрывает Творение на части. А Твари, которые живут в темноте, творят снова и снова, не ведая жалости, усталости и стыда. Долгими страшными ночами выползают они из своих подземелий в наш мир, огромные глаза их сияют холодным лиловым светом, и длинные тонкие когтистые пальцы сжимают острые жадные перья, с которых капают не чернила, но кровь. Горе тому, кто попадется им на пути. Никому нет от них спасения, кроме…
Я распахнул дверь в комнату и, кое-как изобразив улыбку для младших, прошипел виконту:
- Можно тебя на два слова?
Он вышел, не споря, аккуратно прикрыл за собой дверь, но продолжил держаться за ручку, давая понять, что на сегодня мучения еще не окончены.
- Ты сдурел? – Напустился я на него. – Сам, что ли, от Алвы сказок наслушался, а теперь повторяешь?!
- Если бы я повторял то, что слышал от Алвы, - сказал Сэ, и я замер, напоровшись на вежливую улыбку кансилльера, которая в такой неурочный для неё час красовалась на лице капитана, - то твои братья были бы в курсе вещей и похуже. Алва, например, считает, что Создатель – женщина. Те, Кто Пишет, кстати, - тоже. Только женщины могут быть такими изощренными, мстительными и изобретательными на различные виды мучений.
URL комментарияПосле этого я, видимо, задремал. Стоило мне поесть, как сон накрывал меня, подобно лавине. Я поглощал шадди литрами, но теперь уже наступил момент, когда и это не помогало. Дополнительную пикантность создавшейся ситуации придавало то, что сны после ночных рассказов мне снились, сами понимаете, не из приятных. Нынче повидать меня вдруг надумал покойный уже сколько лет Адгемар. Если бы сегодня было не воскресенье, я бы предположил, что снится он к вечернему плову. Вообще сны на кулинарную тематику надоели мне до такой степени, что я уже подумывал изменить «Кухне» с каким-нибудь другим фолиантом, более нейтральной направленности.
К чему на самом деле являлся приснопамятный казар, я понял, только проснувшись.
Разбудили меня приглушенные вопли, доносящиеся с улицы через неплотно прикрытые рамы. Судя по голосу и времени суток, солировал Арно-Эмиль Савиньяк. На подпевках ликовали младшие Придды. Я выглянул в окно, вздохнул и пошел вниз за плащом – организовывать триумфаторам достойную встречу.
Ну, так и есть. Они опять поймали лису.
Лису поймали в шестой раз за последние полторы недели.
Вообще-то на лис положено охотиться при непосредственном участии собак, лошадей и кучи необходимого для этой цели народа. Как они умудрялись ловить её втроем, пешими, да еще и с такой регулярностью – я понятия не имел. Лиса, по-моему, тоже. Я каждый раз ходил на неё посмотреть. Как правило, она сидела в грубо сколоченной клетке и взирала на мир с выражением неподдельного ужаса на усатой морде, явно пребывая в состоянии, близком к шоковому. Я смотрел в зеленовато-коричневые, как ореховая настойка, глаза и всё ждал, когда же измученная погонями и дежа вю огнёвка издаст нервный смешок и хлопнется в спасительный обморок.
В конце концов, мне это надоело.
Я вышел во двор, бросил взгляд на рыжую пленницу, традиционно сидевшую на клетке в состоянии традиционного изумления, и потребовал, чтобы они прекратили тиранить животное.
- Мы его не тираним, - возразил Наглый, благо Эмиль Савиньяк на этот раз благоразумно промолчал.
- Мы его тренируем, - радостно уточнил Хитрый.
И я понял, что все-таки я их теряю.
- Ваша лиса, - сказал я, до последнего отказываясь сдаваться, - с такой программой тренировок скоро сдохнет. От нервного истощения. Или сойдет с ума. А потом тоже сдохнет. Или, если вдруг ей необычайно повезет, она все-таки сбежит и, сбежав, расскажет всем лисам в радиусе ближайших десяти хорн, что сюда ходить не надо. Что тогда вы будете делать?
О том, что лиса, прорвав окружение и совершив столь упоительное турне по окрестностям, скорее всего тоже сойдет с ума – от счастья – и тоже сдохнет, я решил им не говорить. Зачем расстраивать людей почем зря? Достаточно просто обрисовать перспективы.
- А мы еще хорька нашли! – Ляпнул Пит. И прикусил язык под взглядом сделавшего страшные глаза капитана.
Сэ мотнул головой в сторону ближайших деревьев, и охотнички, подхватив клетку, понеслись по сугробам - амнистировать хвостатую узницу.
- Интересно, - задумчиво произнес я, когда ко мне вернулся дар речи, - что они будут делать, когда закончатся лисы… и хорьки… когда вообще всё закончится?
- Смотря как закончится, - тихо сказал виконт.
И мне опять стало страшно.
После ужина, отправив младших готовиться ко сну, мы еще посидели на теплой кухне, потягивая вино, а потом прихватили пару свечей и пошли на третий этаж – с очередной порцией ежевечерних сказок.
Я шел первым. На втором этаже Сэ издал придушенный возглас и вцепился мне руку так, чуть не выдернул её из сустава. Я резко обернулся, сжимая кинжал, который теперь таскал с собой всегда, хотя и не мог толком объяснить, зачем это делаю. Белый как мел виконт с расширенными от ужаса глазами показывал трясущимся пальцем куда-то в сторону Южного крыла. Коридор, ведущий туда, был пуст, тих, полон лунного света и вездесущей пыли. Пыль тонким слоем устилала и пол. На еле видном сером покрывале прямо посередине прохода красовалась вполне отчетливая полоса – неровная, неширокая, она начиналась в бье от ближайшей двери и шла, пошатываясь, в конец коридора, туда, где неверный блеклый свет, льющийся из окна, сменялся чернильной тьмой, наползающей из углов.
Я похолодел.
Если это не шутки моих братьев… Если это не их дурацкие шутки… после дурацких сказок нашего «Дидериха», то… то дело плохо. Очень плохо. Гораздо хуже, чем можно было ожидать.
То, что братья здесь ни при чем, я понял с первого взгляда и с первого заданного вопроса.
Перед нами действительно был След Кривого Колесика.
Я сказал об этом Сэ, который приобрел от этой новости нежный синеватый в лунных лучах оттенок, и запретил упоминать про Рояль. Он судорожно кивнул.
Я вышел в коридор, где сполз по стене и бессильно уронил голову на руки.
Доигрались, доигрались, доигрались… Эта мысль безостановочно крутилась у меня в голове, как обезумевшая муха в запертой комнате.
Я был настолько поглощен ею, что не то что не спал, но даже не слышал, о чем – с учетом поставленного условия – вещает в детской косвенный виновник несчастья. Это ведь именно он раз за разом, каждый вечер трещал и трещал про Страшный Неотвратимый Черный-Пречерный Р… Кошмар.
Я сделал над собой усилие и прислушался к тому, что происходило в комнате. Кажется, Сэ перепугался настолько, что решил сдержать слово. В разгаре были «Мифы и легенды Древней Гальтары».
- … И тогда на зов кровожадных Тварей появляется ужасный, четырехголовый, огнедышащий Зверь -Обоснуй. Со злорадным хохотом и криком «Неверибельно!» - это по-древнегальтарски значит «Да будет проклято сие творение во веки веков и не станет оно никогда нетленным!» - Зверь разрывает Творение на части. А Твари, которые живут в темноте, творят снова и снова, не ведая жалости, усталости и стыда. Долгими страшными ночами выползают они из своих подземелий в наш мир, огромные глаза их сияют холодным лиловым светом, и длинные тонкие когтистые пальцы сжимают острые жадные перья, с которых капают не чернила, но кровь. Горе тому, кто попадется им на пути. Никому нет от них спасения, кроме…
Я распахнул дверь в комнату и, кое-как изобразив улыбку для младших, прошипел виконту:
- Можно тебя на два слова?
Он вышел, не споря, аккуратно прикрыл за собой дверь, но продолжил держаться за ручку, давая понять, что на сегодня мучения еще не окончены.
- Ты сдурел? – Напустился я на него. – Сам, что ли, от Алвы сказок наслушался, а теперь повторяешь?!
- Если бы я повторял то, что слышал от Алвы, - сказал Сэ, и я замер, напоровшись на вежливую улыбку кансилльера, которая в такой неурочный для неё час красовалась на лице капитана, - то твои братья были бы в курсе вещей и похуже. Алва, например, считает, что Создатель – женщина. Те, Кто Пишет, кстати, - тоже. Только женщины могут быть такими изощренными, мстительными и изобретательными на различные виды мучений.
Пишет Гость:
02.07.2012 в 23:33
Я отшатнулся и непроизвольно осенил себя знаком. Знаки тоже менялись – привычная система уступала новым страхам и новым Богам. Теперь человек, желая защитить себя, чертил в воздухе перед собой неправильную восьмерку: верхняя петля вытянутая и длинная – Перо, нижняя – маленькая и приземистая. Чернильница… Да сохранят меня Альфа, Бета и Гамма.
Создатель – женщина! И остальные – тоже…
До такой ереси действительно мог дойти только Алва, которому Боги – те или иные, когда-нибудь открутят-таки сообща его вольнодумную голову. Я мог иронизировать, мог не любить, мог даже ненавидеть, но до такого откровенного… Нет, до такого по отношению к Богам я все же не доходил.
- Знаешь, - еще больше испугавшись и обозлившись, сказал я ему, - тебе не кажется, что выставлять Богов в роли чудовищ все-таки аморально?
- Аморально, - бесстрастно обронил Арно-Лионель,- с моей точки зрения как раз обратное. Но – как тебе будет угодно…
И пока я раздумывал, каким таким образом дрожащий виконт вдруг превратился в хладнокровного кансилльера, он вернулся в комнату и сделал так, как угодно мне.
Он рассказал сказку о Рыцаре С Ледяным Сердцем. Боги в ней целомудренно оставались Богами, а о Черном Рояле не было ни слова.
Рыцарь этот когда-то был самым обычным человеком. Верным другом, любящим сыном, прекрасным военным. Портреты всех своих врагов он помещал в уродливой розовой рамочке – и все враги его неизменно были разбиты. Так же как у многих, у него в доме был Алтарь, скрытый за потайной дверью в его кабинете. Почти никто не знал, что за Подарки прячет там Рыцарь, но те, кому удавалось заглянуть в святая святых, видели на столе только Перо, Чернильницу и Бумагу.
- Неужели ты так скуп, - удивлялись они, - что не предложишь Богам даже самую малую драгоценность?
- Я не ценю самоцветные камни, - отвечал им Рыцарь, - а то, что мне дорого, и так здесь. Здесь мои Мысли – я делюсь с Богами своими Мечтами и Надеждами. Здесь моя Жизнь и моя Память – мое Прошлое открыто для Них, Настоящее зависит от Них, а Будущее моё знают только мои Боги. Здесь всё, что я люблю, всё, ради чего я живу, всё, чем я дорожу больше жизни. Здесь моё Сердце.
Шло время, Рыцарь, несмотря ни на что, не избежал общей участи. Не избежали её и остальные. Отец Рыцаря погиб от руки предателя. Один брат Рыцаря был ранен, и жизнь его висела на волоске. Другой брат исчез. В одночасье постаревшая мать сидела в холодном, словно вымершем доме, за стенами которого страна тонула в безумии.
И однажды, Рыцарь опять «пропал», а когда вернулся и посмотрел на других, то все в ужасе отвернулись и многие бежали от него – никто не мог вынести его взгляда.
И тогда Рыцарь поднялся к себе, открыл потайную дверь и произнес:
- Горечь и печаль переполняют меня. Что я сделал такого, за что Вы меня так наказали? Я не могу больше смотреть людям в глаза. Я стыжусь себя и боюсь остальных. Я стыжусь остальных и боюсь себя. Что Вы сделали со мною, о Боги? Вы отравили мою Любовь, отобрали у меня Надежду, и убили во мне Веру. У меня ничего больше нет для Вас.
И тогда те немногие, кто оказался в тот момент рядом, увидели, что Алтарь Рыцаря действительно опустел, а Сердце его Застыло.
И Рыцарь с Ледяным Сердцем сел за священный стол и осквернил священную Бумагу Чернилами. Он написал Богам язвительно-вежливое послание, в котором благодарил за все оказанные милости и просил оставить его в покое. Он бросил на стол несколько суанов, сказав, что большего не стоят теперь ни он сам, ни его Боги. И, наконец, он поставил на стол розовую рамочку с лебедями и ландышами, в которую на этот раз поместил… зеркало. После этого он закрыл кабинет и не открывал его никогда.
Ну и ну.
Я присвистнул. Слов не было.
Что ж, если старший Савиньяк действительно объявил Тем, Кто Пишет, войну, то… то, похоже, что Им осталось недолго.
~ * ~ * ~
Пишет Гость:
Пишет Гость:
Пишет Гость:
Создатель – женщина! И остальные – тоже…
До такой ереси действительно мог дойти только Алва, которому Боги – те или иные, когда-нибудь открутят-таки сообща его вольнодумную голову. Я мог иронизировать, мог не любить, мог даже ненавидеть, но до такого откровенного… Нет, до такого по отношению к Богам я все же не доходил.
- Знаешь, - еще больше испугавшись и обозлившись, сказал я ему, - тебе не кажется, что выставлять Богов в роли чудовищ все-таки аморально?
- Аморально, - бесстрастно обронил Арно-Лионель,- с моей точки зрения как раз обратное. Но – как тебе будет угодно…
И пока я раздумывал, каким таким образом дрожащий виконт вдруг превратился в хладнокровного кансилльера, он вернулся в комнату и сделал так, как угодно мне.
Он рассказал сказку о Рыцаре С Ледяным Сердцем. Боги в ней целомудренно оставались Богами, а о Черном Рояле не было ни слова.
Рыцарь этот когда-то был самым обычным человеком. Верным другом, любящим сыном, прекрасным военным. Портреты всех своих врагов он помещал в уродливой розовой рамочке – и все враги его неизменно были разбиты. Так же как у многих, у него в доме был Алтарь, скрытый за потайной дверью в его кабинете. Почти никто не знал, что за Подарки прячет там Рыцарь, но те, кому удавалось заглянуть в святая святых, видели на столе только Перо, Чернильницу и Бумагу.
- Неужели ты так скуп, - удивлялись они, - что не предложишь Богам даже самую малую драгоценность?
- Я не ценю самоцветные камни, - отвечал им Рыцарь, - а то, что мне дорого, и так здесь. Здесь мои Мысли – я делюсь с Богами своими Мечтами и Надеждами. Здесь моя Жизнь и моя Память – мое Прошлое открыто для Них, Настоящее зависит от Них, а Будущее моё знают только мои Боги. Здесь всё, что я люблю, всё, ради чего я живу, всё, чем я дорожу больше жизни. Здесь моё Сердце.
Шло время, Рыцарь, несмотря ни на что, не избежал общей участи. Не избежали её и остальные. Отец Рыцаря погиб от руки предателя. Один брат Рыцаря был ранен, и жизнь его висела на волоске. Другой брат исчез. В одночасье постаревшая мать сидела в холодном, словно вымершем доме, за стенами которого страна тонула в безумии.
И однажды, Рыцарь опять «пропал», а когда вернулся и посмотрел на других, то все в ужасе отвернулись и многие бежали от него – никто не мог вынести его взгляда.
И тогда Рыцарь поднялся к себе, открыл потайную дверь и произнес:
- Горечь и печаль переполняют меня. Что я сделал такого, за что Вы меня так наказали? Я не могу больше смотреть людям в глаза. Я стыжусь себя и боюсь остальных. Я стыжусь остальных и боюсь себя. Что Вы сделали со мною, о Боги? Вы отравили мою Любовь, отобрали у меня Надежду, и убили во мне Веру. У меня ничего больше нет для Вас.
И тогда те немногие, кто оказался в тот момент рядом, увидели, что Алтарь Рыцаря действительно опустел, а Сердце его Застыло.
И Рыцарь с Ледяным Сердцем сел за священный стол и осквернил священную Бумагу Чернилами. Он написал Богам язвительно-вежливое послание, в котором благодарил за все оказанные милости и просил оставить его в покое. Он бросил на стол несколько суанов, сказав, что большего не стоят теперь ни он сам, ни его Боги. И, наконец, он поставил на стол розовую рамочку с лебедями и ландышами, в которую на этот раз поместил… зеркало. После этого он закрыл кабинет и не открывал его никогда.
Ну и ну.
Я присвистнул. Слов не было.
Что ж, если старший Савиньяк действительно объявил Тем, Кто Пишет, войну, то… то, похоже, что Им осталось недолго.
~ * ~ * ~
Пишет Гость:
03.07.2012 в 11:37
Из глубины истерики и сугроба меня извлекли чьи-то сильные руки. Они же разжали сведенные челюсти и влили в рот глоток жаркой пряной касеры. Они же стерли с лица мокрую снежную корку. Я разлепил опухшие веки и с трудом различил сквозь мутный туман Савиньяка. Глаза у него были черные и испуганные, губы – белые и дрожащие.
- Ну что ты? Что ты? Что ты? – Как заведенный повторял он. – Что с тобой?
Я шумно втянул носом воздух и, взяв из рук капитана флягу, допил касеру до дна.
Со мной – ничего. Уже ничего. Или пока еще – ничего. А вот с девицей Амелией Б. …
С девицей Амелией Б. случилась одна не слишком выдающаяся на первый взгляд неприятность.
Девица Амелия Б. умерла.
Я поведал об этом все еще бледному виконту уже сидя на теплой кухне родного поместья и клацая зубами о край нежной фарфоровой чашечки, таившей в себе крепко заваренное блаженство.
Сэ отреагировал философски. Так всегда реагируют идиоты, обожающие воспарять мыслью в горние выси вместо того, чтобы присмотреться к жутковатой и неприглядной сути вещей.
- Ну… умерла. Такое тоже бывает. Это жизнь, герцог…
Шадди, смешавшись с касерой, вскипел в крови и прокатился по венам мгновенной жаркой волной.
Жизнь… Да что ты знаешь о жизни, сопляк, целых шестнадцать раз «прогулявшийся» и дважды «воскресший»?! Что ты знаешь о прекрасной жизни, которая заканчивается так внезапно, что ты замираешь на полувздохе, не успев даже понять, кто нанес тебе смертельный удар? Что ты знаешь о проклятой жизни, каждую секунду которой ты молишься только о том, чтобы она прекратилась, а она всё длится и длится, и длится? Что ты знаешь о жизни, которая петляет по дорогам снов и времени, уводя за собой разум и чувства в край, откуда можно и не вернуться? Что ты знаешь о жизни, которая давно стала кошмаром, и о кошмарах, которые теперь яростно рвутся в жизнь?
Всё имеет своё начало. Всегда что-то случается в первый раз. Есть первая капля дождя – и есть последняя, даже если их никто не считает.
Я считал. В отличие от Сэ. В отличие от многих, которые, полагаю, были слишком заняты своей жизнью, чтобы обращать внимание на чью-то смерть.
Амелия Б. была не первой каплей. Она была третьей.
Первой был мелкий дворянчик из Аконы. Второй – знакомая столичная цветочница. И вот теперь наша Амелия.
Дворянчика нашли поутру в ближайшей рощице – там обычно выясняли отношения жители славного города, стоящего на реке Вибора. Наш герой «пропал» прямо перед началом дуэли, брошенный Теми, Кто Пишет в гущу какого-то сражения. Раздосадованный противник махнул на всё рукой и уехал восвояси. А на следующий день тело скандального «пропаданца» обнаружили очередные дуэлянты. Все бы ничего, но его изрешетило осколками так, словно в бье от бедняги взорвалась настоящая бомба.
Цветочница, Волей Богов снова оказавшаяся в Доре, так и осталась плавать в фонтане. Все, кто пережил первую Дору, воскресли и после второй. Все, кроме неё.
Амелия же, возлежавшая на леднике по соседству с господином кансилльером, в отличие от ожившего господина кансилльера, продолжила там возлежать. И во лбу у неё продолжила красоваться дырка от пули, которой наградил её незадачливый Давенпорт, – тоже, к слову сказать, воскресший.
Я рассказал об этом виконту, растолковал каждую букву и приготовился изложить следующий из всего этого печальный и страшный вывод. Но этого не потребовалось.
- Знаешь, - помрачнев лицом, промолвил потомственный военный, - Эмиль ведь тоже не просто так на шпагу налетел. Его нашли около дома, там же, где он «пропал»... Решили, что ему не посчастливилось нарваться на каких-то мерзавцев уже после того, как… Но… Я… Мы… Ли думает, что он таким «вернулся».
Ну, вот и четвертая капля.
Все-таки это дождь.
Дождь, от которого нет спасения. Ни-ко-му.
Когда Сэ очутился у дверей Васспарда, с момента возвращения графа Лэкдеми прошло уже больше трех недель, и все это время он либо спал, либо пребывал в беспамятстве. Рана оказалась серьезной. А общее положение вещей – еще серьезнее. Единственным слабым утешением белокурому семейству могло послужить только то, что беспамятные – как и спящие – не «пропадали». Никто не знал, почему. Может быть, это была Милость Богов. А может быть, их недосмотр.
Я даже не предполагал, что стану так тосковать по прежнему – безумному, но по-своему предсказуемому – миру.
Миру, где ужасы, будучи постоянными, были все-таки – временными. И в этом заключалось большое счастье, которое я не ценил.
После краткого периода оживления на меня снова навалилась усталость. Снова страх, который был теперь еще сильнее прежнего, сидел под ложечкой и точил меня изнутри. Снова то же напряжение, от которого тело ныло, словно один большой больной зуб.
Только в противоположность пережитому холоду теперь меня душила жара. Я встал и открыл окно – свежий воздух хлынул потоком, но это почти не помогло. Кухня плавилась и качалась перед глазами. Я вцепился в стол, чтобы не упасть.
Сэ вскочил, подхватил меня под руку, мимоходом коснулся моего лба – и ни слова не говоря, потащил меня вверх по лестнице.
Упаковав меня во все возможные одеяла, он снова исчез и вернулся некоторое время спустя с кружкой чего-то горячего, пахнущего травами, медом, степной горьковатой пылью…
Я хотел ему сказать, что мне и без этого жарко, как в Закате, но язык почему-то меня не послушался, и из губ вылетел только едва слышный хрип.
Вот тебе, бабушка, и Фабианов день. Довалялся в сугробе без теплой одежды.
За каждым из нас гонится свой Рояль, и мой меня, похоже, все же догнал… Когда я открыл глаза, окна уже наливались чернильной синевой. Дышать было тяжело, голова гудела как большой церковный колокол. Сэ так и сидел подле меня, держась обеими руками за спинку кровати.
Сначала я подумал, что у него тоже жар или голова кружится, но присмотревшись увидел, что виконт сосредоточенно глядит в одну точку – губы беззвучно шевелятся, в глазах разгораются вечерние яркие звезды, а пальцы – пальцы впились в дерево так, что побелели костяшки.
Я шевельнулся.
Сэ раздвоился. Совсем плохо, прямо-таки из рук вон…
Два капитана наклонились ко мне и участливо спросили:
- Пить хочешь?
Я не хотел.
- А есть?
И есть тоже.
Я хотел знать, почему у него такой дикий вид. Впрочем, если речь заходит о «пропаданце», понятия каких-либо норм в принципе теряют смысл, но…
- Тогда я… я… - Он отвел взгляд и еще сильнее сдавил деревянную вычурную резьбу. – Мне… надо… Пора… Понимаешь…
Внезапно я понял. Воля Богов. Он давно должен быть в другом месте и заниматься другим делом. Он не сиделка, он нянька. И, кажется, впервые за все это время, не считая суток прибытия, он – это он, а не один из его старших братьев.
Сэ тянуло к детям со страшной силой, но он боролся с этим желанием. Столько, сколько мог. Даже сквозь окутавшие меня жар, бред, халат и три одеяла я чувствовал его ужас, его отчаяние, его смятение.
Как и я, он, скорее всего, не предполагал, чем всё это закончится, но знал, чем оно может закончиться теперь. Для него. Для меня. Для детей.
Тем же, чем для Амелии Б. Если не хуже.
Невозможно узнать заранее, кому повезет выйти сухим из дождя.
- Иди… - Я закрыл глаза и отвернулся к стене. Это было всё, что я мог для него сделать.
Он тоже сделал кое-что для меня. Когда набат в голове приутих, я различил его голос, раздающийся в комнате. Я с трудом открыл глаза. На ковре сидел Сэ, в креслах, обнимая подушки и кружки с горячим травяным настоем, примостились мои братья.
Виконт по обыкновению рассказывал сказку. Сосредоточившись, я даже смог разобрать, о чем он говорит.
Сказка была, пожалуй, самой древней из всех сказок, когда-либо звучавших на этой земле. Самой избитой, самой предсказуемой и… самой прекрасной. Это была Сказка о Любви. Добрая сказка, простая, наивная… Странно, что рассказывал её Сэ с таким злым, застывшим лицом…
URL комментария- Ну что ты? Что ты? Что ты? – Как заведенный повторял он. – Что с тобой?
Я шумно втянул носом воздух и, взяв из рук капитана флягу, допил касеру до дна.
Со мной – ничего. Уже ничего. Или пока еще – ничего. А вот с девицей Амелией Б. …
С девицей Амелией Б. случилась одна не слишком выдающаяся на первый взгляд неприятность.
Девица Амелия Б. умерла.
Я поведал об этом все еще бледному виконту уже сидя на теплой кухне родного поместья и клацая зубами о край нежной фарфоровой чашечки, таившей в себе крепко заваренное блаженство.
Сэ отреагировал философски. Так всегда реагируют идиоты, обожающие воспарять мыслью в горние выси вместо того, чтобы присмотреться к жутковатой и неприглядной сути вещей.
- Ну… умерла. Такое тоже бывает. Это жизнь, герцог…
Шадди, смешавшись с касерой, вскипел в крови и прокатился по венам мгновенной жаркой волной.
Жизнь… Да что ты знаешь о жизни, сопляк, целых шестнадцать раз «прогулявшийся» и дважды «воскресший»?! Что ты знаешь о прекрасной жизни, которая заканчивается так внезапно, что ты замираешь на полувздохе, не успев даже понять, кто нанес тебе смертельный удар? Что ты знаешь о проклятой жизни, каждую секунду которой ты молишься только о том, чтобы она прекратилась, а она всё длится и длится, и длится? Что ты знаешь о жизни, которая петляет по дорогам снов и времени, уводя за собой разум и чувства в край, откуда можно и не вернуться? Что ты знаешь о жизни, которая давно стала кошмаром, и о кошмарах, которые теперь яростно рвутся в жизнь?
Всё имеет своё начало. Всегда что-то случается в первый раз. Есть первая капля дождя – и есть последняя, даже если их никто не считает.
Я считал. В отличие от Сэ. В отличие от многих, которые, полагаю, были слишком заняты своей жизнью, чтобы обращать внимание на чью-то смерть.
Амелия Б. была не первой каплей. Она была третьей.
Первой был мелкий дворянчик из Аконы. Второй – знакомая столичная цветочница. И вот теперь наша Амелия.
Дворянчика нашли поутру в ближайшей рощице – там обычно выясняли отношения жители славного города, стоящего на реке Вибора. Наш герой «пропал» прямо перед началом дуэли, брошенный Теми, Кто Пишет в гущу какого-то сражения. Раздосадованный противник махнул на всё рукой и уехал восвояси. А на следующий день тело скандального «пропаданца» обнаружили очередные дуэлянты. Все бы ничего, но его изрешетило осколками так, словно в бье от бедняги взорвалась настоящая бомба.
Цветочница, Волей Богов снова оказавшаяся в Доре, так и осталась плавать в фонтане. Все, кто пережил первую Дору, воскресли и после второй. Все, кроме неё.
Амелия же, возлежавшая на леднике по соседству с господином кансилльером, в отличие от ожившего господина кансилльера, продолжила там возлежать. И во лбу у неё продолжила красоваться дырка от пули, которой наградил её незадачливый Давенпорт, – тоже, к слову сказать, воскресший.
Я рассказал об этом виконту, растолковал каждую букву и приготовился изложить следующий из всего этого печальный и страшный вывод. Но этого не потребовалось.
- Знаешь, - помрачнев лицом, промолвил потомственный военный, - Эмиль ведь тоже не просто так на шпагу налетел. Его нашли около дома, там же, где он «пропал»... Решили, что ему не посчастливилось нарваться на каких-то мерзавцев уже после того, как… Но… Я… Мы… Ли думает, что он таким «вернулся».
Ну, вот и четвертая капля.
Все-таки это дождь.
Дождь, от которого нет спасения. Ни-ко-му.
Когда Сэ очутился у дверей Васспарда, с момента возвращения графа Лэкдеми прошло уже больше трех недель, и все это время он либо спал, либо пребывал в беспамятстве. Рана оказалась серьезной. А общее положение вещей – еще серьезнее. Единственным слабым утешением белокурому семейству могло послужить только то, что беспамятные – как и спящие – не «пропадали». Никто не знал, почему. Может быть, это была Милость Богов. А может быть, их недосмотр.
Я даже не предполагал, что стану так тосковать по прежнему – безумному, но по-своему предсказуемому – миру.
Миру, где ужасы, будучи постоянными, были все-таки – временными. И в этом заключалось большое счастье, которое я не ценил.
После краткого периода оживления на меня снова навалилась усталость. Снова страх, который был теперь еще сильнее прежнего, сидел под ложечкой и точил меня изнутри. Снова то же напряжение, от которого тело ныло, словно один большой больной зуб.
Только в противоположность пережитому холоду теперь меня душила жара. Я встал и открыл окно – свежий воздух хлынул потоком, но это почти не помогло. Кухня плавилась и качалась перед глазами. Я вцепился в стол, чтобы не упасть.
Сэ вскочил, подхватил меня под руку, мимоходом коснулся моего лба – и ни слова не говоря, потащил меня вверх по лестнице.
Упаковав меня во все возможные одеяла, он снова исчез и вернулся некоторое время спустя с кружкой чего-то горячего, пахнущего травами, медом, степной горьковатой пылью…
Я хотел ему сказать, что мне и без этого жарко, как в Закате, но язык почему-то меня не послушался, и из губ вылетел только едва слышный хрип.
Вот тебе, бабушка, и Фабианов день. Довалялся в сугробе без теплой одежды.
За каждым из нас гонится свой Рояль, и мой меня, похоже, все же догнал… Когда я открыл глаза, окна уже наливались чернильной синевой. Дышать было тяжело, голова гудела как большой церковный колокол. Сэ так и сидел подле меня, держась обеими руками за спинку кровати.
Сначала я подумал, что у него тоже жар или голова кружится, но присмотревшись увидел, что виконт сосредоточенно глядит в одну точку – губы беззвучно шевелятся, в глазах разгораются вечерние яркие звезды, а пальцы – пальцы впились в дерево так, что побелели костяшки.
Я шевельнулся.
Сэ раздвоился. Совсем плохо, прямо-таки из рук вон…
Два капитана наклонились ко мне и участливо спросили:
- Пить хочешь?
Я не хотел.
- А есть?
И есть тоже.
Я хотел знать, почему у него такой дикий вид. Впрочем, если речь заходит о «пропаданце», понятия каких-либо норм в принципе теряют смысл, но…
- Тогда я… я… - Он отвел взгляд и еще сильнее сдавил деревянную вычурную резьбу. – Мне… надо… Пора… Понимаешь…
Внезапно я понял. Воля Богов. Он давно должен быть в другом месте и заниматься другим делом. Он не сиделка, он нянька. И, кажется, впервые за все это время, не считая суток прибытия, он – это он, а не один из его старших братьев.
Сэ тянуло к детям со страшной силой, но он боролся с этим желанием. Столько, сколько мог. Даже сквозь окутавшие меня жар, бред, халат и три одеяла я чувствовал его ужас, его отчаяние, его смятение.
Как и я, он, скорее всего, не предполагал, чем всё это закончится, но знал, чем оно может закончиться теперь. Для него. Для меня. Для детей.
Тем же, чем для Амелии Б. Если не хуже.
Невозможно узнать заранее, кому повезет выйти сухим из дождя.
- Иди… - Я закрыл глаза и отвернулся к стене. Это было всё, что я мог для него сделать.
Он тоже сделал кое-что для меня. Когда набат в голове приутих, я различил его голос, раздающийся в комнате. Я с трудом открыл глаза. На ковре сидел Сэ, в креслах, обнимая подушки и кружки с горячим травяным настоем, примостились мои братья.
Виконт по обыкновению рассказывал сказку. Сосредоточившись, я даже смог разобрать, о чем он говорит.
Сказка была, пожалуй, самой древней из всех сказок, когда-либо звучавших на этой земле. Самой избитой, самой предсказуемой и… самой прекрасной. Это была Сказка о Любви. Добрая сказка, простая, наивная… Странно, что рассказывал её Сэ с таким злым, застывшим лицом…
Пишет Гость:
03.07.2012 в 11:38
Когда-то давным-давно жила-была Одна Бедная Девушка. Родом она была из той же самой деревни, в которой обитал в свое время Один Бедный Мальчик. Более того, она приходилась Тому Мальчику младшей сестрой. Жизнь у девушки была серая. И платье серое. И даже глаза напоминали цветом пасмурное зимнее небо. Неудивительно, что наследственность и неустроенность повлекли её вслед за братом на поиски счастья в столицу.
Тем не менее, мозгов в голове у девицы было чуть побольше, чем у старшего брата, и Долину Духов она благополучно миновала ясным весенним днем. Приехав в город, она, недолго думая, отправилась прямо к Черному рыцарю. Бедный Мальчик к тому времени уже пал жертвой Ужасного Рояля и собственной жадности.
Черный рыцарь, испытывавший, очевидно, тайную слабость к брошенным котятам и бедным девушкам из деревни, нашу героиню не только не отправил под конвоем обратно, но принял как родную и даже представил её ко двору.
- Я его невеста, - заявила Девушка Старой Ведьме, бывшей тогда еще Королевой, и карга временно утратила дар речи. От изумления, не иначе.
Поскольку тактика себя оправдала, Девушка говорила это всем и каждому – так, что, в конце концов, даже Черный рыцарь в это поверил. После чего, как честный человек, женился на Девушке Из Деревни – бедной, но целеустремленной.
Ну, вот и всё…
Я улыбнулся, представив себе выражение лица Алвы, если бы тот услышал, с кем отправил его под венец ненормальный рассказчик. Было предсказано, что Первый маршал не умрет (по крайней мере, в ближайшее время), не женится и не сойдет с ума, и герцог не без оснований верил в существующую между этими тремя вещами взаимосвязь. Если бы в свое время Девушка Из Деревни добилась своей цели, то сейчас рехнувшегося Рокэ уже доставали бы из петли…
Я прислушался к голосам и с удивлением понял, что это еще не конец. Сказка сделала неожиданный поворот и понеслась напролом по неизведанному бездорожью.
Девушка стала герцогиней и в положенный срок родила близнецов. Герцог не возражал, но «пропадать» в обществе блондинок и содержимого винных погребов старался почаще. Сама Давно-Уже-Не-Бедная И-Давно-Уже-Не-Девушка тоже «пропадала», и чем длиннее и страшнее становились «прогулки», тем больше печали было в её взгляде, обращенном к синеглазым и черноволосым, как отец, детям.
В конце концов, она собралась и поехала – не куда-нибудь, а в Долину Духов. Пришла туда черной-пречерной ночью и громко позвала Черный-Пречерный Рояль, который и не замедлил перед ней появиться.
Поскольку потревоженный инструмент молчал и делать щедрых, но чреватых последствиями предложений не спешил, Девушка сама взяла бакранского козла за рога.
- Я отдам тебе свою жизнь, - сказала она, - если ты подаришь моим детям Свободу.
Черный Рояль поразмыслил – и согласился.
До сих пор его ни о чем подобном не просили, но… Всегда что-то случается в первый раз. Есть первая капля дождя – и есть последняя, даже если их никто не считает.
Герцогиня вернулась в замок, который и рухнул в следующую ночь.
Под развалинами нашли только её, дети же исчезли бесследно…
Кажется, Сэ говорил что-то еще, но этого я уже не слышал. Меня снова замутило, затрясло, виски заломило – и на смену жаркой духоте пришел обжигающий холод. Сначала закоченели ноги, потом руки, застыло тело и напрочь замерзла горящая огнем голова… Бедный, бедный Рыцарь С Ледяным Сердцем… Как я тебя понимаю… Этот мир так холоден, что нечего даже искать в нем намек на тепло… «Боги играют нашими судьбами, но разумы их холодны»… «Иссерциал»… Их разумы холодны, их сердца холодны, их души холодны… Их холод проникает в нас, и мы становимся Ими… Холод… Игра… Боги… Боги… И мы…
Что-то здесь было такое, что постоянно ускользало от меня, подобно тем несчастным «Сплетням», которые, наверное, до сих пор гонит по холмам и долинам безжалостный Ветер Богов. Я шел за этим и падал, поднимался, шел и опять оказывался в снегу, как та бедная лиса в клетке – снова и снова, опять, опять и опять…
В конце концов, я устал от погони и погрузился в тихую беспросветную черноту.
URL комментарияТем не менее, мозгов в голове у девицы было чуть побольше, чем у старшего брата, и Долину Духов она благополучно миновала ясным весенним днем. Приехав в город, она, недолго думая, отправилась прямо к Черному рыцарю. Бедный Мальчик к тому времени уже пал жертвой Ужасного Рояля и собственной жадности.
Черный рыцарь, испытывавший, очевидно, тайную слабость к брошенным котятам и бедным девушкам из деревни, нашу героиню не только не отправил под конвоем обратно, но принял как родную и даже представил её ко двору.
- Я его невеста, - заявила Девушка Старой Ведьме, бывшей тогда еще Королевой, и карга временно утратила дар речи. От изумления, не иначе.
Поскольку тактика себя оправдала, Девушка говорила это всем и каждому – так, что, в конце концов, даже Черный рыцарь в это поверил. После чего, как честный человек, женился на Девушке Из Деревни – бедной, но целеустремленной.
Ну, вот и всё…
Я улыбнулся, представив себе выражение лица Алвы, если бы тот услышал, с кем отправил его под венец ненормальный рассказчик. Было предсказано, что Первый маршал не умрет (по крайней мере, в ближайшее время), не женится и не сойдет с ума, и герцог не без оснований верил в существующую между этими тремя вещами взаимосвязь. Если бы в свое время Девушка Из Деревни добилась своей цели, то сейчас рехнувшегося Рокэ уже доставали бы из петли…
Я прислушался к голосам и с удивлением понял, что это еще не конец. Сказка сделала неожиданный поворот и понеслась напролом по неизведанному бездорожью.
Девушка стала герцогиней и в положенный срок родила близнецов. Герцог не возражал, но «пропадать» в обществе блондинок и содержимого винных погребов старался почаще. Сама Давно-Уже-Не-Бедная И-Давно-Уже-Не-Девушка тоже «пропадала», и чем длиннее и страшнее становились «прогулки», тем больше печали было в её взгляде, обращенном к синеглазым и черноволосым, как отец, детям.
В конце концов, она собралась и поехала – не куда-нибудь, а в Долину Духов. Пришла туда черной-пречерной ночью и громко позвала Черный-Пречерный Рояль, который и не замедлил перед ней появиться.
Поскольку потревоженный инструмент молчал и делать щедрых, но чреватых последствиями предложений не спешил, Девушка сама взяла бакранского козла за рога.
- Я отдам тебе свою жизнь, - сказала она, - если ты подаришь моим детям Свободу.
Черный Рояль поразмыслил – и согласился.
До сих пор его ни о чем подобном не просили, но… Всегда что-то случается в первый раз. Есть первая капля дождя – и есть последняя, даже если их никто не считает.
Герцогиня вернулась в замок, который и рухнул в следующую ночь.
Под развалинами нашли только её, дети же исчезли бесследно…
Кажется, Сэ говорил что-то еще, но этого я уже не слышал. Меня снова замутило, затрясло, виски заломило – и на смену жаркой духоте пришел обжигающий холод. Сначала закоченели ноги, потом руки, застыло тело и напрочь замерзла горящая огнем голова… Бедный, бедный Рыцарь С Ледяным Сердцем… Как я тебя понимаю… Этот мир так холоден, что нечего даже искать в нем намек на тепло… «Боги играют нашими судьбами, но разумы их холодны»… «Иссерциал»… Их разумы холодны, их сердца холодны, их души холодны… Их холод проникает в нас, и мы становимся Ими… Холод… Игра… Боги… Боги… И мы…
Что-то здесь было такое, что постоянно ускользало от меня, подобно тем несчастным «Сплетням», которые, наверное, до сих пор гонит по холмам и долинам безжалостный Ветер Богов. Я шел за этим и падал, поднимался, шел и опять оказывался в снегу, как та бедная лиса в клетке – снова и снова, опять, опять и опять…
В конце концов, я устал от погони и погрузился в тихую беспросветную черноту.
Пишет Гость:
03.07.2012 в 18:49
13.
Мы обыскали весь замок. Сверху донизу. Дважды.
Обшарили парк. Трижды - и с тем же результатом.
В доме все было в порядке, вещи лежали на своих местах; в парке тоже не осталось никаких следов – как выяснилось, всю неделю, пока я лежал в горячке, бушевала метель. Если кто и прошел по сугробам – вьюга уже через час замела всё, что можно.
Я не мог есть, не мог спать, не мог говорить и не мог остановиться.
Я ходил и ходил по замку, снова и снова заглядывая во все комнаты, во все шкафы, за все портьеры и гобелены.
Так я добрался до подвала. Подвал мы тоже прочесали. Забыли только про потайную комнату. Туда-то я и пошел. Надежды уже не осталось. Если там что и было, то только… Прислуга сорвала голоса, если бы они были там – и были живы, они бы откликнулись, я уверен.
Я закрепил факел на стене, отвалил в сторону хлам и замер с протянутой к рычагу рукой – дверь была приоткрыта.
Я заглянул в комнату и посмотрел на стол. Кинжала и ордена не было. Зато было кое-что другое.
Два кулона на тонких цепочках – морисское золото. Бумага. Два чистых светлых листа.
Колени мои подогнулись, я упал на стул и только с третьей попытки разобрал плывущие перед глазами строки.
На священной Бумаге, священными Чернилами, с помощью священного Пера рукой Арно Савиньяка было начертано:
«А вы, герцог, все-таки большой лицемер. Богам нужно дарить не что попало, а самое дорогое – только тогда есть шанс, что Они смилуются и пощадят.
Передаю вам поклоны от Рыцаря Золотой Шляпы и Рыцаря Серебряного Кинжала.
Искренне ваш,
Рыцарь Теплого Одеяла.
На будущее - совет: учитесь готовить. Не то остальные разбегутся от вас, так же, как мы».
Как зачарованный я сидел и смотрел на четкие, округлые буквы.
И думал, думал, думал… И вспоминал.
К вечеру следующего дня из соседнего городка вернулся Брайан, и все встало на свои места.
Я прошел в кабинет и взял в руки принесенное снизу перо, обмакнул его в принесенные снизу чернила и придвинул к себе еще один лист бумаги. Самый обыкновенный лист, который я не стал класть на застеленный серым бархатом стол – там, внизу.
В подвале теперь действительно было пусто. Совсем.
Как там говорил Рыцарь С Ледяным Сердцем? «У меня ничего больше нет для вас».
А у вас ничего больше нет для меня.
Ничего, что было бы мне по-настоящему нужно.
Я понял. Я понял, почему вы не трогаете нищих больных стариков, детей, спящих и беспамятных. Я понял, что хотел сказать мне Сэ. Я понял его самую последнюю сказку. Я понял, каким образом исчезли дети. Я понял, что вы не всесильны, о боги, и знаю теперь, что мне делать и как.
Поэтому сначала я написал завещание. Я отрекся от всего – титула, имущества, наград и самого своего имени. В пользу того, кому это вдруг станет нужно.
Я собрал дорожный мешок – только самое необходимое: немного одежды, немного еды, немного денег.
Я никому ничего не сказал – куда я собираюсь идти и зачем.
И теперь я делаю последнее, что могу, перед тем как у порога Васспарда останется герцог Валентин Придд, а за порог шагнет Рыцарь Котла и Половника.
Я дописываю письмо Роберу Эпине. Письмо, в котором подробно изложена вся эта история – после этого мне придется её забыть. Свою память я должен оставить здесь же, иначе ничего не получится. Я в принципе не уверен в том, что эта попытка будет удачной. Я слишком много имею, чтобы легко расстаться со всем; я слишком взрослый, чтобы довериться воображению целиком и полностью, без остатка; я слишком бодрствую, чтобы выйти за рамки этого мира, и я слишком хорошо всё помню, чтобы моя затея увенчалась успехом.
Но я должен, должен рискнуть.
Двух сероглазых мальчишек видели тремя днями ранее в ближайшем к нам городке: у одного был приметный кинжал с фиолетовым камнем, а у другого – блестящая побрякушка на шее.
Дальше я не искал. Мне хватило этого для того, чтобы поверить, и для того, чтобы попытаться повторить то, что получилось у них. Потерять себя, чтобы себя найти. Сыграть в Игру по вашим же правилами и выиграть её у вас.
Когда не остается нитей, за которые можно дернуть, марионетка обретает Свободу.
Прощайте, злые жестокие боги.
Вы зашли чересчур далеко – когда вы п ы т а л и с ь менять реальность, мы терпели, но теперь, когда у вас н ач а л о п о л у ч а т ь с я …
В понедельник «Сплетни» увидят свет.
Я надеюсь, что Робер Эпине не упустит такой случай.
Я надеюсь, что кто-то прочтет то, что будет там напечатано, и поймет, как избежать ваших острых голодных перьев, глубоких, словно омуты, чернильниц и бесконечных равнодушных бумажных листов.
Я надеюсь, что если не нам, то нашим детям, внукам, правнукам – хоть кому-то
ПОВЕЗЕТ УСКОЛЬЗНУТЬ ОТ ВЛАСТИ СВОИХ БОГОВ.
The End
URL комментарияМы обыскали весь замок. Сверху донизу. Дважды.
Обшарили парк. Трижды - и с тем же результатом.
В доме все было в порядке, вещи лежали на своих местах; в парке тоже не осталось никаких следов – как выяснилось, всю неделю, пока я лежал в горячке, бушевала метель. Если кто и прошел по сугробам – вьюга уже через час замела всё, что можно.
Я не мог есть, не мог спать, не мог говорить и не мог остановиться.
Я ходил и ходил по замку, снова и снова заглядывая во все комнаты, во все шкафы, за все портьеры и гобелены.
Так я добрался до подвала. Подвал мы тоже прочесали. Забыли только про потайную комнату. Туда-то я и пошел. Надежды уже не осталось. Если там что и было, то только… Прислуга сорвала голоса, если бы они были там – и были живы, они бы откликнулись, я уверен.
Я закрепил факел на стене, отвалил в сторону хлам и замер с протянутой к рычагу рукой – дверь была приоткрыта.
Я заглянул в комнату и посмотрел на стол. Кинжала и ордена не было. Зато было кое-что другое.
Два кулона на тонких цепочках – морисское золото. Бумага. Два чистых светлых листа.
Колени мои подогнулись, я упал на стул и только с третьей попытки разобрал плывущие перед глазами строки.
На священной Бумаге, священными Чернилами, с помощью священного Пера рукой Арно Савиньяка было начертано:
«А вы, герцог, все-таки большой лицемер. Богам нужно дарить не что попало, а самое дорогое – только тогда есть шанс, что Они смилуются и пощадят.
Передаю вам поклоны от Рыцаря Золотой Шляпы и Рыцаря Серебряного Кинжала.
Искренне ваш,
Рыцарь Теплого Одеяла.
На будущее - совет: учитесь готовить. Не то остальные разбегутся от вас, так же, как мы».
Как зачарованный я сидел и смотрел на четкие, округлые буквы.
И думал, думал, думал… И вспоминал.
К вечеру следующего дня из соседнего городка вернулся Брайан, и все встало на свои места.
Я прошел в кабинет и взял в руки принесенное снизу перо, обмакнул его в принесенные снизу чернила и придвинул к себе еще один лист бумаги. Самый обыкновенный лист, который я не стал класть на застеленный серым бархатом стол – там, внизу.
В подвале теперь действительно было пусто. Совсем.
Как там говорил Рыцарь С Ледяным Сердцем? «У меня ничего больше нет для вас».
А у вас ничего больше нет для меня.
Ничего, что было бы мне по-настоящему нужно.
Я понял. Я понял, почему вы не трогаете нищих больных стариков, детей, спящих и беспамятных. Я понял, что хотел сказать мне Сэ. Я понял его самую последнюю сказку. Я понял, каким образом исчезли дети. Я понял, что вы не всесильны, о боги, и знаю теперь, что мне делать и как.
Поэтому сначала я написал завещание. Я отрекся от всего – титула, имущества, наград и самого своего имени. В пользу того, кому это вдруг станет нужно.
Я собрал дорожный мешок – только самое необходимое: немного одежды, немного еды, немного денег.
Я никому ничего не сказал – куда я собираюсь идти и зачем.
И теперь я делаю последнее, что могу, перед тем как у порога Васспарда останется герцог Валентин Придд, а за порог шагнет Рыцарь Котла и Половника.
Я дописываю письмо Роберу Эпине. Письмо, в котором подробно изложена вся эта история – после этого мне придется её забыть. Свою память я должен оставить здесь же, иначе ничего не получится. Я в принципе не уверен в том, что эта попытка будет удачной. Я слишком много имею, чтобы легко расстаться со всем; я слишком взрослый, чтобы довериться воображению целиком и полностью, без остатка; я слишком бодрствую, чтобы выйти за рамки этого мира, и я слишком хорошо всё помню, чтобы моя затея увенчалась успехом.
Но я должен, должен рискнуть.
Двух сероглазых мальчишек видели тремя днями ранее в ближайшем к нам городке: у одного был приметный кинжал с фиолетовым камнем, а у другого – блестящая побрякушка на шее.
Дальше я не искал. Мне хватило этого для того, чтобы поверить, и для того, чтобы попытаться повторить то, что получилось у них. Потерять себя, чтобы себя найти. Сыграть в Игру по вашим же правилами и выиграть её у вас.
Когда не остается нитей, за которые можно дернуть, марионетка обретает Свободу.
Прощайте, злые жестокие боги.
Вы зашли чересчур далеко – когда вы п ы т а л и с ь менять реальность, мы терпели, но теперь, когда у вас н ач а л о п о л у ч а т ь с я …
В понедельник «Сплетни» увидят свет.
Я надеюсь, что Робер Эпине не упустит такой случай.
Я надеюсь, что кто-то прочтет то, что будет там напечатано, и поймет, как избежать ваших острых голодных перьев, глубоких, словно омуты, чернильниц и бесконечных равнодушных бумажных листов.
Я надеюсь, что если не нам, то нашим детям, внукам, правнукам – хоть кому-то
ПОВЕЗЕТ УСКОЛЬЗНУТЬ ОТ ВЛАСТИ СВОИХ БОГОВ.
The End